Семьдесят лет было принято считать, что Советский Союз демонстрировал всему миру удивительный феномен: братскую дружбу не десятков, а нескольких сотен народов и народностей, входивших в состав государства. Но ни для кого не является секретом, что декларируемая «дружба» была обычной идеологической мантрой, увековеченной в гимне страны и вбиваемой в сознание человека газетными передовицами.
И как только СССР вступил в свою последнюю эпоху, межэтнические конфликты ярким пламенем огненных цветков стали распускаться на его окраинах. Сумгаит, Фергана, Новый Узень, Сухуми, Душанбе, Ош — каждый из этих городов стал источником сводок о тревожных событиях, когда люди разных национальностей выходили на улицы друг против друга.
Дружба народов в СССР/ © wikimedia.org
Принято считать, что национальные конфликты СССР — это удел конца 80-х и начала 90-х годов. Однако столкновения происходили и раньше. Просто известность они получили лишь в новое время, когда стало можно писать и говорить обо всем. О киевском еврейском погроме, в том числе. Он произошел в украинской столице в сентябре 1945 года, и рассказ о нем открывает цикл статей о межэтнических конфликтах в Советском Союзе. О тех событиях, которые хоть и не напрямую, но повлияли на распад некогда великой страны.
Тревожное письмо
Осенью 1945 года на имя Сталина, Берии и редактора «Правды» Поспелова из Киева пришло письмо, подписанное четырьмя фронтовиками-евреями. «Здесь свирепствует невиданный в нашей стране антисемитизм, и слова «жид» и «бей жидов» со всей сочностью раздаются на улицах столицы Украины, в трамваях, в магазинах, на базарах и в некоторых советских учреждениях», — тревожно сообщали авторы письма. А дальше они рассказали о «первом в условиях советской власти еврейском погроме».
Узники еврейского гетто/ © wikimedia.org
На одного еврея посреди улицы напали два человека в военной форме. Всё началось со словесных оскорблений, а закончилось дракой, в результате которой двое предсказуемо одолели одного. Тот, находясь в состоянии аффекта, убил из револьвера своих обидчиков. Этот выстрел и послужил началом еврейскому погрому.
Похороны убитых были организованы специальным образом. Процессия вместо того, чтобы двинуться на кладбище коротким путем, пошла через центр города по наиболее многолюдным улицам, где к ней присоединялось все больше и больше народа. А затем толпа, в которой было уже не меньше 300 человек, направилась на еврейский базар. Там и началось избиение евреев. За несколько часов пострадало около сотни человек, а 36 увезли в тяжелом состоянии в больницу. Пять из них в течение нескольких дней скончались. Похоронив убитых, толпа стала подготавливать погром еще более солидный, а местные власти даже не попытались предотвратить беспорядки.
Вот такую версию событий изложили евреи-фронтовики в своем письме в Москву. Обстоятельства и впрямь тревожные, однако авторы послания — и это быстро выяснилось — не были непосредственными участниками истории. Они писали основываясь на эмоциях, слухах и толках, ходивших в еврейской среде. На самом же деле события разворачивались не столь трагично.
Вообще, восстановить достоверно хронологию и причины еврейского погрома в Киеве довольно сложно. С одной стороны есть документальные свидетельства — доклад заместителя наркома внутренних дел УССР в секретариат ЦК КП(б) Украины. С другой — рассказы очевидцев, которые излагали журналисты в начале 2000-х. И они сильно отличаются друг от друга. Истина, как водится, где-то посередине.
Квартирный вопрос
Послевоенный Киев/ © wikimedia.org
Итак, что же произошло на самом деле в начале сентября в украинской столице? Все началось из-за пресловутого «квартирного вопроса». В разрушенном войной Киеве был серьезный жилищный кризис. Возвращались из эвакуации жители (в том числе и евреи) и обнаруживали, что если их дома уцелели, то они оказывались заняты другими людьми. В каждом случае приходилось с огромными трудностями добиваться возвращения жилплощади, и удавалось это далеко не всем и не всегда.
Особенно тяжелая ситуация сложилась именно у евреев. Не секрет, что представители этого народа были в массе своей не бедными людьми и до войны проживали в хороших условиях. В их дома, что немцы не разрушили при отступлении из Киева в 1943 году, заселились те, чьи жилища сравняли с землей. И вот возвращаются из эвакуации гражданские, вместе с ними прибывают в город комиссованные по ранению бойцы. И видят, что в их квартирах живут чужие люди, едят из их посуды, пользуются их мебелью и постельным бельем.
Советская пехота марширует по Крещатику, ноябрь 1943 года/ © wikimedia.org
Просто так освобождать жилплощадь никто не желал. Поэтому в органы власти хлынул поток жалоб и требований от негодующих людей. Правда была на их стороне, и чиновники, пусть со скрипом и не всегда гладко, но возвращали прибывшим их квартиры, заставляя новых жильцов съезжать в другое место. А вот с имуществом дело обстояло куда хуже. Опасаясь вызвать возмущение выселяемых неевреев, власть часто закрывала глаза на то, что они выносили и вывозили из квартир вещи тюками и грузовиками.
Погром на Евбазе
Вот на этом фоне и произошел конфликт 3 сентября 1945 года. Старший лейтенант НКГБ УССР Розенштейн прибыл в родной Киев из ташкентской эвакуации вместе с женой. После приезда он отправился на квартиру, где жил до войны. Там старлей застал некого субъекта, заселившегося еще при гитлеровцах. Тот был не один, а выпивал в компании двух демобилизованных солдат — рядового Грабаря и младшего сержанта Мельникова. Подвыпившая компания на требование освободить жилплощадь не только оскорбила Розенштейна, назвав «еврейским недобитком» и «ташкентским партизаном», но и сильно избила лейтенанта. То, что он военный, да еще из НКГБ, пьяная братия не подозревала — Розенштейн был в гражданской одежде.
На следующий день он выяснил места жительства обидчиков, одел форму и явился домой к Грабарю, где в это время находился и Мельников. Месть закончилась трагически — Розенштейн застрелил из табельного оружия Грабаря и тяжело ранил Мельникова (позже он скончался в больнице). Лейтенанта арестовала прибывшая милиция. Она же прекратила акт самосуда над женой Розенштейна, которая по непонятным причинам увязалась за супругом. Женщина сильно пострадала, а вместе с ней досталось и некому гражданину Спектору, который некстати оказался рядом. С сильными побоями их увезли в больницу.
Во время антисемитских выступлений 3–7 сентября 1945 года в Киеве/ © jew-observer.com
Похороны Грабаря и Мельникова вылились в антисемитскую акцию. Нетрезвые участники процессии вместо того, чтобы пойти прямой дорогой на Лукьяновское кладбище, двинулись в центр Киева, в район, который носил название Евбаз (еврейский базар). Встречавшихся на пути евреев избивали, кидали камни в окна, где замечали любопытных, громили прилавки. Официальный доклад комиссара внутренних дел УССР говорит о трех пострадавших и о том, что беспорядки были своевременно пресечены работниками НКВД, сопровождавшими процессию.
Но скорее всего это не соответствует действительности, так как по свидетельству очевидцев, избитых евреев было больше. Вот только неизвестно, откуда взялось число в 100 человек и 36 тяжелых, которые попали на больничные койки. Да и о пятерых умерших от побоев нигде, кроме как в письме на имя Сталина не упоминается. Скорее всего счет пострадавшим шел на десятки, но смертельных случаев среди них все же не было.
Итог
И что же в итоге? Милиция действительно пресекла беспорядки, арестовав наиболее рьяных зачинщиков погромов. Их даже пришлось с боем отбирать у разгоряченной толпы. На Евбазе ввели усиленное патрулирование, у домов Грабаря и Мельникова выставили посты. Волнения в Киеве продолжались еще несколько дней, но до масштабных погромов дело не дошло, так что разгромленный базар стал единственным пострадавшим объектом.
Трибунал по делу Иосифа Розенштейна состоялся уже через месяц. Лейтенанта признали виновным и приговорили к высшей мере наказания — расстрелу. Что касается зачинщиков погрома, то они отделались незначительными тюремными сроками, а то и вовсе порицанием.
Вот так закончился киевский еврейский погром 1945 года. А погром ли? Это слово впервые упомянули в своем письме евреи-фронтовики, сгустив краски и не стеснив себя тревожными эпитетами. Уже в наше время «погром» шагнул на страницы прессы, прописавшись в заголовках. Но называть разбитые стекла домов, порушенные торговые ряды и несколько десятков пострадавших евреев громким словом погром, пожалуй, было бы неправильно.
Чего не скажешь о событии, случившемся шестью годами позже в Восточно-Казахстанской области. Чеченский погром 1951 года и станет темой следующей части цикла о межэтнических конфликтах в СССР.
